Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, – редко, но бывают.
Н.В. Гоголь, «Нос»
Чего только не понавыдумывало просвещенное человечество, отмечая двухсотлетие Гоголя! Боже ты мой! Тут и фестивали, и оперы, и балеты, и монета юбилейная; и Google, на время торжеств превращенный в Gogol, и детские утренники… А конференции! На всем белом свете, кажется, не сыщешь теперь предмета, что не покрасовался бы в мудреных докладах рядом с милым сердцу именем! Вот уж подлинно – ярмарка, где «разноголосные речи потопляют друг друга, и ни одно слово не выхватится, не спасется от этого потопа… ». Ну, одно-то спаслось. «OGogol, une performance gourmande» («ОГогóль, представление для гурманов») выхватилось и прозвучало – оригинально, остроумно и совершенно в гоголевском духе.
Будем честны: донести русскую культуру до канадских масс – задача трудоемкая. А познакомить их с Гоголем, да еще так увлечь, чтобы произведения его подчистую с книжного прилавка смели?.. Пару месяцев назад я готова была утверждать, что это немыслимо. Возьмешься растолковывать канадцу, к чему сводилась чичиковская афера и как унтер-офицерская вдова ухитрилась сама себя высечь, а главное, что это за крепкий сон такой, «во всю насосную завертку», — и, сколь он вежливо ни кивай, а, намучившись, скажешь себе: «Черт знает что такое!» — и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную».
Вероятно, и оставалась бы я при своем грустном мнении, кабы не это Представление, созданное Канадским фондом русской культуры совместно с компанией Kapostroff, при содействии Генерального консульства России.
Фонд, что очевидно из его названия, как раз и поставил своей целью приобщить канадца к богатейшей культурной истории России. Его президент Татьяна Кругликова выступила инициатором проведения гоголевского вечера (пока их было четыре) и взяла на себя организацию этого неимоверно хлопотливого хозяйства. Именно она встречала гостей светской, но радушной улыбкой, и из ее вступительного слова они узнавали о роли писателя в истории русской литературы.
Основатели компании Kapostroff – театральный режиссер Илья Кругликов и театровед Джесси Миль (Jessie Mill). Сфера их деятельности, однако, шире, чем названия их профессий. В нее включен не только театр, но любые, как здесь принято говорить, сценические «arts vivants». В прошлом мае компания показала свою первую работу – постановку собственной концептуальной пьесы «Toujours déjà tombé» (дословно «Всегда уже упавший»), которая трактует о всевластии ритма и в жизни, и в искусстве. Тут-то зритель и понял, что встретился с авторами, имеющими неожиданный взгляд на издавна привычные вещи.
И какому же русскому непривычны те же «Мертвые души» или «Ревизор»? А спроси его, что едят в них персонажи, – пожалуй, помедлит с ответом. Щедро рассыпанные в тексте описания трапез так органично входят в лепку характеров и ситуаций, что, как ни важны, а все-таки сами по себе редко кем запоминаются. И тот факт, что великий классик был еще и гурманом, обыкновенно минует читательское сознание. В данном случае произошло иначе. Штудируя гоголевские шедевры, организаторы торжества задались особой целью: найти универсальную бытовую деталь, опираясь на которую люди, прежде о Гоголе и не слыхавшие, начнут проникать в огромный, сложный мир его творений.
Вот так и родилось режиссерское решение вполне парадоксального свойства. С одной стороны, это ль не в традициях юбилея – усадить гостей за хорошо накрытый стол? Тем более что и сам юбиляр присутствовал. Правда, держался скромно, курсируя между столами и киоском, где его, сверяясь с обложками книг, безошибочно опознавали. Зрители, в принципе отрицающие реинкарнацию, допытались-таки, что это вовсе не писатель, а художник Франк Виньяль (Franck Vignal) и что его кисти принадлежат вывешенные в залах живописные полотна, в которые он перевел несколько офортов Марка Шагала из иллюстраций к «Мертвым душам». И достиг интересного художественного эффекта.
С другой – доводилось ли вам бывать на литературном празднике, когда все, что там ни произносится и ни делается, крутится прежде всего вокруг еды? С едой в основном связаны отобранные из классика эпизоды, от еды отталкиваются и написанные создателями спектакля «фрагменты», повествующие о самом Гоголе. Залов было два, так что актеров сменяли рассказчицы, за ними следовал скрипач Сергей Трофанов в косоворотке a la russe, везде поспевали расторопные официанты – и чередование текстов, лиц, настроений подчиняло зрительское восприятие точно выверенному ритму: сценарий расписали по минутам.
Я знала об этом заранее, но, и жуя вкуснейшее баклажанное «меживо», немного тревожилась. Строго говоря, до того момента, пока, расправляя на плечах только что надетый мундир, над столом не склонился взволнованный Городничий – Игорь Овадис. Ему и Виталию Макарову выпала редкая удача: сыграть, пусть и в эпизодах, сразу несколько знаменитых ролей (а мне – понаблюдать за реакцией гостей, которым не дал Господь счастья читать Гоголя в подлиннике):
– дуэт Городничий – судья Ляпкин-Тяпкин. Из конца в конец длинного стола летают с детства знакомые реплики, и зрители постепенно начинают смеяться в нужных местах, прямо-таки со мной в унисон;
– пластичный, легкий Хлестаков – Виталий Макаров, подвывая от голода, вьется ужом, а Трактирный слуга – Овадис, стоя напротив, смачно, внимательно сжевывает яблоко. Здесь смех просто не смолкает;
– Собакевич – Овадис, мгновенно омедведившись, ругает городскую верхушку. На лицах сотрапезников, в отличие от ошеломленной физиономии Чичикова, почему-то написаны понимание и согласие. А причина, по которой Собакевич устрицы и в рот не возьмет (знает, на что она похожа!), исторгает из моего соседа по столу задумчивое «О!». И вдруг персонажи, обсуждая «задаточек и расписочку», переходят на родной язык и резко меняют пафос. Зритель, ровно гончая на тяге, распрямляет спину, напряженно ловя русскую интонацию. Нарочито лишенный эмоций тон перевода подчеркивает ее своеобразие – и мне жаль, что этому замечательному приему отведено так мало места;
– каких только Коробочек я не повидала, но и во сне не снилось, что одной из самых любопытных окажется усатая, в цветастом чепчике и в очках. В ней все было приглушено, и разговаривала-то она тихонько, но такая сквозь эту тишину просвечивала упертость, что подлецу Чичикову (впрочем, именно этого Гоголь и добивался) сочувствовалось, как никогда;
– на фоне витражей стиля модерн, на изысканной лестнице персонажи вновь говорят по-русски. Как ни хорош используемый в спектакле перевод, а лирическое отступление «о господах средней руки», желудку которых завидуют и сам Николай Васильевич, и любой трезво мыслящий «господин большой руки», не должно полинять ни перышком – что и происходит в исполнении Игоря Овадиса.
Из постановок Мейерхольда до нас дошло всего несколько минут кинохроники. Но есть там секунд тридцать, когда Хлестаков, демонстрируя сугубую деликатность, целует пальчик Марьи Антоновны, поддев его десертной ложечкой. Ничего Мейерхольд не выдумал – просто следовал, как и режиссер нашего спектакля, видению автора. Судья, потчующий Иван Ивановича, не устает умиляться той «бездне тонкости», которую тот демонстрирует, потягивая из блюдечка чаек. ( Всеобщий хохот публики). В дело идет все: текст, режиссура, актерское мастерство – и великолепный интерьер (журналистка из «The Gazettе» подчеркнула, что потраченные на билет деньги окупаются одной только возможностью побродить по русской резиденции).
Гоголь не только поесть любил, он и спиртного не чурался. А вина уподоблял квартальным и городничим – «как добрых распорядителей, устрояющих и приводящих в набитом желудке все в добрый порядок». И память юбиляра гость начинал чтить, еще не добравшись до вешалки: при входе ему предлагали «стопарик», сопровождаемый «нежинским огурчиком». А уж от этого огурчика – прямая дорога к «фрагментам», непосредственно открывающим взгляды и вкусы юбиляра.
Сам выход к публике декламировавших «фрагменты» рассказчиц вызывал улыбку: подобраны они были правильно. Джесси, статная, рослая, обозначенная в программке как «просто ученая дама», и малютка Мелани Тарди (Mélanie Tardif), «дама ученая во всех отношениях», под ноги которой официант отработанным жестом подставлял скамеечку. Каждый из «фрагментов» прихотливо развивал избранную тему и завершался тостом. В первом от носа – что логично – перешли к буфету, а там и к уже упомянутым «нежинским огурчикам». Перед гостями нечувствительно материализовались «стопочки» – и подняли мы их Za salioni agouriets! Во втором, касавшемся географии, гулял лейтмотив «Гоголь – великий русский писатель, НО…» – грезил об Италии и частенько сбегал туда, вот ведь и «Мертвые души» там созданы. «Гоголь – великий русский писатель, НО…» – горячие ванны предпочитал принимать не в Кисловодске, а в Ницце, Карлсбаде или Баден-Бадене (и далее в том же духе). Это все верно – он и сам признавался, что такова уж натура его, которая позволяет представлять себе мир, только глядючи на него издалека. Отсюда и тост: выпьем за дорогу и путешествие! В третьем «фрагменте» предпринимается отчаянная попытка все-таки объяснить, зачем понадобилось Чичикову скупать мертвые души, и, словно уравновешивая бесконечные отлучки писателя с Родины, цитируются списки русских мастеровых из «Мертвых душ», справедливо причисляемые к одному из самых мощных гимнов, когда-либо пропетых России. Ну, и пьем, конечно, – за русскую душу!
Однако я отвлеклась от стола, а он заслуживает описания — и как почти одушевленный участник действия, и с точки зрения явленного в нем, глубоко ценимого Гоголем искусства гастрономии. Шеф-повар вечеров и вице-президент Фонда Лариса Шабалинская не пожалела ни усилий, ни времени: 13 видов закусок, два первых и два вторых блюда – на выбор, да еще и чаи с пирогами. А если еще и помнить, что составлено меню в основном из любимых писателем блюд или, по крайней мере, из тех, что названы в его произведениях или елись и пились в гоголевское время, то всякий отправляемый в рот кусок приобретает особый смысл.
Передо мной – Книга отзывов, до отказа забитая впечатлениями счастливцев, что в один из четырех вечеров попали на это представление. Судя по лестному разнообразию записей, оно удалось: «тонкое и абсолютно уникальное решение», «удачно поданный национальный колорит», «мастерство актеров», «прочувствованная атмосфера», «прежде не известный мне, но такой привлекательный автор»… Фотографии вечера можно посмотреть на сайтах www.cult.airelle.ca и www.kapostroff.com.
А ведь впереди еще и 150-летие Антона Павловича Чехова!
Александра Канашенко
«Место встречи Монреаль» от 4 декабря 2009
